Физик Камышан (К 60-летию Нововоронежской АЭС)

04 октября 2024

Среди ветеранов НВАЭС, а тем более ныне работающих, имя Александра Николаевича Камышана мало кому известно.

Но он достоин того, чтобы в канун шестидесятилетия НВАЭС мы вспомнили его, в числе людей, которые стояли у истоков атомной энергетики. Александр Николаевич один из немногих, как среди работников НВАЭС, так и организаций, сопровождавших строительство, монтаж и ввод в эксплуатацию, участвовал в пуске всех пяти энергоблоков НВАЭС.

На первом блоке Камышан был в качестве дежурного научного руководителя в группе Глеба Леонидовича Лунина, который был заместителем научного руководителя по физическому пуску. А уже начиная со второго блока Александр Николаевич был в роли заместителя научного руководителя по физическому пуску.

Кстати напомним, что научными руководителями при пуске 1-5 блоков были:

— на первом энергоблоке Сергей Александрович Скворцов
— на втором энергоблоке Юрий Венедиктович Марков
— на третьем энергоблоке Виктор Алексеевич Сидоренко
— на четвертом энергоблоке Владимир Александрович Осташенко
— на пятом энергоблоке Виктор Алексеевич Сидоренко.

Не писать об этом человеке нельзя, писать трудно, потому что я не был с ним лично знаком. И узнал о нем, когда готовились материалы к 60-тилетию пуска первого энергоблока. И мы решили, пусть в основу рассказа о нем лягут его личные воспоминания о Нововоронежской АЭС, о коллегах, с которыми он участвовал в пуске пяти блоков, о нашем городе. И как с его участием воплотились в жизнь пророческие слова Игоря Васильевича Курчатова: «Пусть атом будет рабочим, а не солдатом», и на Нововоронежской земле заработали пять атомных энергоблоков. Кстати, Александр Николаевич, ещё будучи студентом познакомился с Курчатовым и долгое время работал под его началом.

А. Н. Камышан в роли ведущего, в центре стола Виктор Алексеевич Сидоренко

Итак, Камышан вспоминает.

На НВАЭС мы начали ездить в 1962 году по двое, трое. Нас как уважаемых ученых размещали в специальном гостевом коттедже, где мы чувствовали себя очень уютно. Но однажды зимой в лютый тридцатиградусный мороз мы приехали большой командой, состоявшей из ведущих сотрудников сектора, во главе с С. А. Скворцовым, и нас поселили в новой, только что построенной гостинице «Дон», где забыли или не сумели включить отопление. Каждому первооткрывателю было выдано по пять одеял и предоставлено право не снимать шубу и ушанку круглые сутки. Такую командировку забыть нельзя.

Мало-помалу дело приближалось к пуску. В Нововоронеже собралась очень приличная команда курчатовцев в главе с нашим любимым начальником Сергеем Александровичем Скворцовым. Для меня он от первого знакомства до конца его жизни был старшим товарищем, с которым всегда можно было посоветоваться, поделится личными проблемами и заботами, а иногда почти на равных обсудить его проблемы и заботы. Жизнерадостный активный человек, любитель горных лыж, преферанса и твиста, в то же время настоящий ученый, профессор, неоднократный лауреат и орденоносец, участник создания ядерного оружия, отмеченный в связи с этим даже какими- то привилегиями, никогда не бравировал ни своими знаниями, ни положением. Он всегда участвовал во всех наших мероприятиях (включая «чаепитие»), болел за нас, когда мы играли футбол или в волейбол. С ним мы чувствовали себя, с одной стороны, совершенно свободно, а с другой, защищенными его авторитетом, научным и техническим кругозором. Ослушаться или не выполнить указание Сергея Александровича было немыслимо, хотя на провинившихся он при мне никогда не кричал, а отчитывал в довольно ироничной форме, что запоминалось надолго. С. А. Скворцов был назначен научным руководителем пуска; его первым заместителем и научным руководителем энергопуска был Виктор Алексеевич Сидоренко, а научным руководителем физического пуска Глеб Леонидович Лунин. Я был так называемым дежурным (т. е. сменным) научным руководителем в команде Лунина.

Жили мы все тогда в гостинице «Дон», в которой я, как сказано выше, был одним из первооткрывателей (кстати, много позже мы с Сережей Астаховым оказались первооткрывателями нового многоэтажного «Дона»).

Вместе с нами в гостинице жили гидропрессовцы, харьковские турбинисты, сотрудники и, конечно, сотрудницы ВНИИЭМа и МОТЭПа, с которыми мы особенно подружились и часто вместе проводили свободное вечернее время. Одни из них помогали нам разбираться в технологических схемах, другие в электрооборудовании СУЗ; в общем приятное с полезным.

Ближе к началу пуска на НВАЭС появился новый директор Фёдор Яковлевич Овчинников, средмашевец, начальник одного из крупных объектов, человек волевой, крутой, грамотный, умевший разбираться в людях и сразу заставивший персонал станции себя уважать и слушаться. Он привез с собой будущего главного инженера Леонида Ивановича Воронина, с которым жизнь впоследствии тоже не раз меня сталкивала. Фёдор Яковлевич рассказал мне о забавной ситуации.

В 1969 г. по его рекомендации Леонид Михайлович Воронин был назначен начальником «Главатомэнерго» М Э и Э СССР. Буквально через 5- 10 дней уже в новой должности, он приехал на НВАЭС, где шла подготовка и пуску блока № 2, и Овчинников повел его на станцию. В конце «прогулки» Воронин повернулся к Овчинникову и громко подытожил результаты: «Ну и бардак у вас здесь, Федор Яковлевич». Овчинников, по его словам, только рот широко раскрыл. В действительности, кто у нас начальник, а кто дурак давно известно.

Центральный зал первого блока, перегрузка топлива

Подготовка к пуску шла довольно нервно. Один раз кому- то показалось, что на критическом пути стоит перегрузочная машина, и ее главного конструктора, представителя очень солидной оборонной фирмы, было приказано не выпускать со станции, пока машина не начнет точно выходить на координаты. А он к тому времени и не выходил со станции уже часов 30.

Но, в конце концов, подошло время пуска. Было подготовлено и оборудование, и персонал. Несколько слов о тех, от кого зависело будет ли гладкой дальнейшая дорога. Нам пришлось работать с когортой прекрасных инженеров — операторов, пришедших, как правило, с транспортных установок: Володей Казаковым, Валей Левадным, Юрой Малковым, Вадимом Лапским, Витей Старцевым, начальниками смены Игорем Дмитриевым, Ваней Поляковым, Иваном Прокопенко и другими. Все они назубок знали установку, ее технологию, электрооборудование и даже физику, так как прошли стажировку у нас в Институте, в том числе, на критических стендах.

Очень помогли нам ребята из физической лаборатории: ее начальник Володя Круглов, физики Стас Гайворонский, Слава Викин, в общем, всех не перечтешь. Большинство из них впоследствии либо побывали, либо и сейчас состоят в больших начальниках, но не удаляются от техники. Встреча с любым из них до сегодняшнего дня для меня очень приятна.

Физический пуск реактора было решено провести в два этапа: с открытой и закрытой крышкой реактора. Это, в случае необходимости, позволило бы откорректировать состав активной зоны и, главное, увеличивало безопасность «слепого» пуска с закрытой крышкой. Над реактором в реакторном зале были установлены специальные фермы для ручного управления органами СУЗ. В заранее выбранную ячейку вместо поглотителя СУЗ была установлена спроектированная мной полистироловая призма с детекторами и источниками нейтронов. Реактор готов к пуску.

17 декабря 1963 г. было достигнуто критическое состояние активной зоны. В процессе измерений, проведенных на реакторе с открытой крышкой, были подтверждены характеристики активной зоны, полученные на критическом стенде в ИАЭ.

Несколько слов о реакторном зале. Когда я попал в него первый раз, он поразил меня своими гигантскими размерами. Не так давно я снова в нем побывал. После внутренности контейнмента «тысячника» он показался комнатой средних размеров, но первое впечатление осталось на всю жизнь.

После того, как были окончательно подготовлены и опробованы проектное оборудование и системы АЭС, на реактор был установлен верхний блок с приводами СУЗ, но одну из регулирующих кассет заменяла полистироловая призма с детекторами и источником. В такой конфигурации был повторно произведен физический пуск. Это было в 1964 году.

Физический пуск прошел успешно. Вся дополнительная аппаратура, за которую отвечал я, отработала прекрасно, мы измерили дифференциальные и интегральные эффективности органов СУЗ, значения которых оказались близкими к измеренным на критическом стенде в Институте атомной энергии, оценили запас реактивности, эффективность проектных детекторов. После этого полистироловая призма была извлечена, на ее место установлен проектный поглотитель и его привод, и начата подготовка к «горячему» пуску.

Я занимался системой нейтронного контроля реактора, измерением ее эффективности и обеспечением непрерывности контроля, а также измерением физических характеристик и эффектов реактивности. Каждый из нас чувствовал себя на месте, нужным и полезным. После выхода на энергетический уровень мощности производилась продувка главных паропроводов и, хотя поселок был на расстоянии 4 км от АЭС, всю ночь жители не спали, такой стоял грохот. Все мы почувствовали, какую создали мощь. 30 сентября 1964 г. на I блоке НВАЭС был включен первый турбогенератор. Я помню, что к этому торжественному моменту Сергей Александрович Скворцов пригласил Сергея Моисеевича Фейнберга. Мы сидели с ним в комнате (я-что- то считал, он что- то писал), когда с горящими глазами в комнату вбежал САС со словами «Скорее идем! Сейчас будут подключать первую турбину!». Я, конечно, вскочил, а Сергей Моисеевич, продолжая сидеть, спокойно сказал: " Сергей Александрович, вы еще столько этих пусков увидите«. Я-то их действительно увидел в дальнейшем довольно много. В общей сложности я провел на первом блоке больше года. 13 июля 1964 года, когда я находился в Нововоронеже, у меня родился сын. Жена до сих пор не может мне этого забыть. «Ты не можешь себе представить, чем был для нас первый блок», — отвечаю я.

В Воронежской области навсегда остались частицы наших сердец.

Продолжение следует

Материал подготовил ветеран РТЦ-1
Михаил Полуэктов