Путь сквозь толщу льда

все статьи
108

16 мая 2014

30 апреля Андрею Смирнову исполняется 65 лет.

Уже 15 лет он руководит эксплуатационной деятельностью атомного ледокольного флота. Хотя в послужном списке капитана дальнего плавания, который в свое время руководил экипажами атомоходов «Ленин» и «Ямал», немало уникальных операций и сложнейших арктических навигаций

Недостижимое — сбывается

На учебной практике будущий гидролог Смирнов, учившийся в Ленинградском высшем инженерно-морском училище имени адмирала Макарова, около Диксона впервые увидел атомоход «Ленин». Было это в 1970 году.
Атомоход, что называется, впечатлил. Курсанту казалось недостижимой мечтой попасть в его экипаж. И выпускник знаменитой «Макаровки» выбрал для работы «Дальморниипроект», благо преимущество выбора было за ним как за одним из лучших по дипломным оценкам среди выпускников. Однако уступить романтический Дальний Восток неожиданно попросил товарищ. Андрей не смог отказать. И тогда его распределили в штаб морских операций Мурманского морского пароходства. А оттуда через два-три месяца молодого инженера-гидролога уже направили на первый атомоход.

Идти в этот экипаж, признавался позже сам Смирнов, было боязно. Основного капитана Бориса Соколова в тот момент подменял впоследствии знаменитый на весь мир Юрий Сергеевич Кучиев. Тогда за суровый и крутой нрав его называли «осетином с шашкой». Впрочем, моряки сразу предупредили новичка: это еще что, вот придет Борис Макарович... К тому же опытный гидролог атомохода Артур Винтер, с нетерпением ждавший себе замену, совершил с новичком всего один-два вылета на ледовую разведку. «И остался я, как щенок в воде», — вспоминал Андрей Смирнов. Но что примечательно: ни у сурового Кучиева, ни у грозного Соколова желания воспитывать и «строить» новичка не появилось. Напротив. Уже через два года Борис Макарович как-то заметил: давай-ка, парень, поезжай снова в макаровское, по всему чувствую — быть тебе капитаном большого атомохода. Интересно, что сам же Соколов доучиться и не дал. В 1978 году, когда у Смирнова дело шло к защите диплома судоводителя, отозвали его и с подачи Бориса Макаровича поставили сразу третьим помощником капитана.

Не мог тогда знать молодой судоводитель, какую еще роль сыграет в его жизни первый атомоход. А выпало возглавить экипаж «Ленина» в самом последнем рейсе, ставшем самым большим испытанием и для нового капитана, и всего экипажа. Обратимся к событиям августа 1989 года

ЧП в последнем рейсе

«Технических проблем на ледоколе хватало, потому в рейс вышла бригада нашего ремонтного предприятия „Атомфлот“, — рассказывает Смирнов. — Руководил ею старший механик Саша Шеронкин, неугомонный человек. При каждой остановке ледокола старался какой-нибудь ремонт провести».

На этот раз планировалось осмотреть насос, расположенный у днища ледокола, с помощью которого вода подавалась
на охлаждение конденсаторов. Там были два затвора, которые требовалось вскрыть для продолжения работ. Но перед этим необходимо было узнать, каково состояние в трюме, нет ли там воды? Для надежности открыли дренаж, посмотрели — вроде ничего, не шумит, не льется. Начали гайки отдавать, а съемная часть не отдается. Пришлось подвесить талевку, дернуть с хорошим усилием, килограммов 250. И с глубины в десять метров рванула забортная вода. Как потом выяснилось, один затвор был заклинен, второй просто открыт.

Очень быстро нос ледокола стал погружаться. А когда вода заметно поднялась, полетели искры. Главный инженер-механик Александр Ельчанинов тут же распорядился перекрыть клапаны главного пара, а затем заглушить один аппарат ядерной установки. Позже пришлось заглушить и другой.

«До сих пор ощущаю атмосферу в трюме: темно, холодно, мокро, противно, — продолжает Андрей Смирнов. — И ясно, что просто так пластырь не завести на отверстие, через которое вода врывается внутрь судна, вокруг ледокола десятибалльный лед. Неподалеку от нас стояла „Сибирь“. Я Красовского (капитана атомохода „Сибирь“ — В. Б.) попросил взять нас на буксир, перевести поближе к мелководью, на всякий случай. Пока он подходил, начали одевать водолаза. С моря к месту, где вливалась в корпус вода, не подобраться. Спросил водолаза: „Внутрь пойдешь?“ Тут надо оговориться, повезло нам. Штатной водолазной станции для подачи воздуха на „Ленине“ не было, а водолазы брали с собой известную тогда „Разлуку“. Работает она и от штатного электропитания или можно вручную крутить, обеспечивая водолазу подачу воздуха для дыхания. Прежде сходили с водолазом в кормовую машину, где размещалось аналогичное оборудование, показали — куда надо залезть, и клапан, который надо будет отыскать и закрутить. Смог водолаз подойти к нужному клапану и перекрыть его. Вода еще прибывала, но не так интенсивно. Запустили осушительные насосы, круглые сутки откачивали воду, но уверенность уже пришла — справимся. Да что там — об этих ребятах отдельную книгу надо писать».

ЧП случилось 12 августа, а 22 числа моряки смогли завести первый аппарат ядерной энергетической установки. Так на одном и продолжали работу. Подошли к Диксону, там собрался огромный караван — 56 судов ожидали ледовой проводки. Пришлось «Ленину» десять речников принять. Но тут сильно льдом придавило, завели суда для отстоя в бухту Михайлова. Пока неделю ожидали смены ледовой обстановки, запустили второй аппарат. И потом еще три месяца — сентябрь, октябрь, ноябрь, моряки напряженно на «пятерку» отработали. Вернулись в Мурманск как раз к 30-летнему юбилею ледокола.

Словно в первый раз

А потом жизнь распорядилась так, что капитан Смирнов возглавил новейший тогда атомный ледокол «Ямал». И 11 раз приводил его с туристами на борту в географическую точку Северного полюса. Помню, среди всеобщего ликования, которое каждый раз воцаряется на ходовом мостике атомохода в волнующую минуту, успел спросить у капитана тривиальное: каковы его впечатления? «Не могу привыкнуть, словно в первый раз».

Вот уже пятнадцать лет Смирнов на руководящей управленческой работе. Сейчас в его руках вся эксплуатационная деятельность «Росатомфлота», развитие коммерческой деятельности предприятия, увеличение транзитной навигации на трассах Северного морского пути. Иногда прорывается в нем сожаление иного рода — тянет назад, в Арктику, на ледокол. Но это только на мгновение. А по вечерам, когда все уже покинут здание управления атомного флота, он неторопливо подводит черту очередному прошедшему дню. Не хочется повторять банальные вещи про добросовестность и ответственность, профессиональную и человеческую особенность этого человека. Пожалуй, лучше, чем его учитель и коллега капитан Юрий Сергеевич Кучиев, сказать здесь что-то новое трудно:

 

Только командир, в котором уверен экипаж, может и должен действовать смело и решительно, принимая на себя всю полноту ответственности за выполнение навигационной задачи в целом и за действия каждого в отдельности. Вот при таком подходе к роли капитана в составе экипажа можно преодолеть соблазнительные чары личной исключительности и обрести такую меру «сдержанности», которую и следовало бы назвать мужественной скромностью.

 

Смирнов именно такой. Не поддался соблазнам собственной исключительности, остался верен профессии. Он надежен и уважаем. Настоящий капитан, одним словом.

Владимир Блинов
Источник: Газета "Страна Росатом, № 4, апрель 23014 г.